Самое дорогое в Америке - быть бедным. Любая вынужденная попытка сэкономить приводит к новым расходам. Запарковался в неположенном месте, чтобы не тратиться на платную стоянку - штраф. Купил старую машину - при малейшей поломке кровопийцы-механики будут находить все новые и новые неисправности, пока не высосут из тебя все деньги. Попытался не платить за медицинскую страховку - лучше удавиться при первых же признаках болезни, потому что врачи действуют так же, как и автомеханики, но если машину можно попробовать починить самому, то реально действующие лекарства без рецепта не купишь. Богатые люди покупают все оптом и с гарантией, получают скидки как постоянные клиенты и экономят на налогах, откладывая деньги на пенсионные планы. Бедные покупают вещи в рассрочку под грабительские проценты и вынуждены расходовать последние копейки на выплаты по кредитным карточкам и штрафы за просроченные платежи. А главное, богатые приобретают дома и потом потихоньку выплачивают стоимость, в то время как бедные, не имея возможности сделать начальный взнос за дом, платят те же примерно деньги за съем квартиры, которая остается собственностью домовладельца.
Конечно, некоторое количество людей постоянно переходит из одной категории в другую. Достаточно найти приличную работу, и через несколько месяцев все долги и проблемы испаряются. Стоит работу потерять, и платежи по сделанным в период процветания покупкам быстро съедают любые сбережения. Только с совсем богатыми людьми, как правило, ничего не случается - а может быть, их взлеты и падения просто совершаются на других уровнях.
Мы с Наташкой оказались без работы в самый неподходящий момент - устроиться куда бы то ни было в нашем районе стало практически невозможно, а переезжать не было ни желания, ни денег. Наташка записалась на заочные курсы ветеринарных техников, а я зарабатывал время от времени появлявшимися заказами от моей почти загнувшейся конторы и всякой мелкой халтурой. Большую же часть времени мы проводили, лазая по Интернету в поисках объявлений о найме, рассылая во всевозможные фирмы собственные резюме и ненавязчиво опрашивая друзей и соседей о вакансиях в их компаниях. Как правило, именно этот способ наиболее результативен - в любой стране скорее возьмут на работу по знакомству, чем с улицы. Постепенно, впрочем, все больше наших друзей оказывалось в том же положении, что и мы.
В числе дальних и близких знакомых, которым я отослал весточку с напоминанием о себе, была Нэнси - зоолог по образованию, владелец маленькой туристической фирмы по должности. Фирма арендовала рыболовное суденышко под названием "Морской Волк" и возила народ в Монтерейский залив смотреть китов. Когда-то я несколько раз ходил с ними в качестве пассажира и, благодаря хорошему зрению, помогал углядеть на горизонте китовые фонтаны. Нэнси меня запомнила и теперь пригласила поработать у них гидом.
До получения сколько-нибудь приличных денег дело так и не дошло, но по крайней мере в течение года я имел возможность по нескольку раз в месяц бесплатно выходить на денек в море. Это большое удовольствие, хотя и на любителя. Тихий океан у берегов Северной Калифорнии почти никогда не оправдывает названия. Даже в заливе обычно настолько сильная качка, что большинство пассажиров зеленеет на глазах, а если китов там найти не удается и приходится выйти в открытое море, то становится и вовсе весело. К тому же море здесь редко бывает синим и солнечным. Чаще всего это холодный серый простор под ватным одеялом тумана, по которому медленно движутся длинные волны зыби - отголосок штормов, бушующих где-то у Командорских островов.
Есть, конечно, и в океане свои времена года, целых три. Самый лучший сезон - осень, с сентября по декабрь. Море относительно теплое и прозрачное, туман тает вскоре после восхода солнца, кораблик весело скользит по стеклянной глади вдоль зеленого гористого берега, в китовых фонтанах вспыхивают радуги, а туристы развлекаются, глядя на висящих в пронизанной светом толще воды разноцветных медуз. Зимой, с января по апрель, штормит почти непрерывно, но и в этом есть своя прелесть - чувствуешь себя настоящим морским волком, рассекая волны на отчаянно тарахтящем суденышке под визг пассажирок и стоны укачавшихся. А лето - сезон туманов, самое трудное время для работы, потому что китов зачастую приходится искать по вздохам и всплескам в непроглядной серой мгле, в то время как продрогшие клиенты спят, забившись в углы, или тихо ругаются по поводу зря потраченных денег.
Поначалу я пытался вытаскивать с собой Наташку, но ей это развлечение не понравилось. Нам, как нарочно, почти не попадались киты, к тому же ее здорово укачивало. "Зачем мне туда ездить? - жаловалась она. - Я не смотрю китов, а только кормлю." В конце концов я оставил ее в покое, отложив Наташкино знакомство с китами до будущих поездок в Мексику. Там, в теплых спокойных бухтах Нижней Калифорнии, с серыми китами можно поплавать и даже поиграть.
А пока раз или два в неделю я выкарабкивался за час до рассвета из теплой кровати, закидывал в багажник сумку с ворохом зимней одежды и видеокамерой и тащился за сотню километров в Монтерей. Этот очаровательный, пропахший водорослями, тюленьим пометом и копченым лососем туристско-рыбацкий городок - лучшее в мире место для изучения морских млекопитающих.
Главное в подготовке - не забыть наглотаться таблеток от морской болезни за полчаса до отплытия. К сожалению, меня тоже укачивает в море, правда, только при волнении средней интенсивности. Запуская на борт толпу туристов (наш кораблик был размером с МРС и брал на борт человек тридцать), я каждый раз надеялся, что либо будет шторм, либо попадется что-нибудь особенно интересное. В последнем случае все симптомы укачивания у меня как рукой снимало.
Прежде чем отчалить, надо было провести с пассажирами инструктаж по технике безопасности. Главная мысль, которую надо довести до сознания всех и каждого: если тебя тошнит, иди на корму и свешивайся за борт. Туалетов на судне всего два и они совсем маленькие - два-три залпа рвоты мимо гальюна, и туда уже не зайдешь. К тому же корма ниже всего по ветру. Исключение делалось для индусов - им разрешалось ходить блевать в сортир. По утверждению нашего капитана, для индуса не сдержать рвоту при посторонних - несмываемый (извините за каламбур) позор. Именно поэтому людям высших каст в старину не разрешалось путешествовать по морю.
Наверное, так оно и есть. Ричард, наш капитан, зря болтать не стал бы. Он самый опытный оператор туристических рейсов во всей Калифорнии. Начал карьеру простым рыбаком, потом увлекся биологией китообразных, защитил диссертацию, и вот уже четверть века пользуется ежедневными выходами в море для сбора всевозмоной статистической информации о морской фауне.
Каждый день наш маршрут начинался с круга по гавани - на пирсе неизменно торчали морские львы и пеликаны, а в зарослях морской капусты, к восторгу туристов, плавали-играли пушистые каланы. Потом Ричард спрашивал по радио, не видел ли кто из болтавшихся в заливе рыбаков, яхтсменов и береговой охраны чего-нибудь интересного. Если никто ничего не сообщал, мы брали курс на то место, где было больше всего китов вчера. Ричард слушал, не подскажут ли все-таки чего-нибудь по радио (в это время в залив обычно выходило еще две-три лодки с туристами, и все они обменивались информацией) и пытался определить по картинке на экране гидролокатора, в какой стороне больше планктона, а я оглядывал море в поисках фонтана, спинного плавника или полоски пены, означающей присутствие дельфиньего косяка.
Вскоре я настолько натренировался, что мог определить вид кита или дельфина, едва завидев на горизонте облачко пара или мелькнувшую спину. Это не так трудно, как кажется - большинство морских млекопитающих очень легко различать по силуэту и манере движения. Дельфинов, например, в заливе было восемь видов, и все они выглядели совершенно по-разному, от маленьких, легких, необыкновенно изящных китовидных дельфинчиков до солидных, неторопливых, вечно покрытых царапинами от когтистых кальмарьих присосок серых дельфинов. Мне больше всего нравились белокрылые морские свиньи, которые сочетали удивительную быстроту со способностью мгновенно менять направление на полной скорости.
Конечно, здорово плыть по морю в окружении тысяч дельфинов, но все же нашей основной задачей было показать народу китов. Зимой вдоль побережья Калифорнии мигрируют серые киты. Они проплывают от Аляски до Мексики, там приносят потомство, и весной возвращаются на Север. Но серые киты невелики, да и наблюдать за ними не очень интересно - большую часть времени они целеустремленно чешут в заданном направлении, и все, что удается увидеть - обросшая морскими желудями узловатая спина.
Гораздо интереснее бывает летом и осенью. В середине залива проходит гигантский подводный каньон в два километра глубиной. По этой супер-трещине к поверхности поднимаются богатые питательными веществами глубинные воды, и море над каньоном нередко напоминает планктонный суп. Не удивительно, что сюда собираются попастись сотни китов. Самые большие - синие, в полтора раза длиннее нашего двадцатиметрового суденышка. Словно серо-голубые подводные лодки, эти гигантские туши мощно рассекают волны, так что за ними порой бывает нелегко угнаться. Зато их легко искать, потому что фонтан у них высотой с телеграфный столб. Из-за китобойного промысла их теперь редко где увидишь - люди приезжают в Монтерей со всего света, чтобы взглянуть на самое крупное животное в истории Земли.
Еще популярнее у туристов киты-горбачи. Во-первых, они постоянно что-нибудь вытворяют: то выпрыгивают целиком из воды, обрушиваясь обратно в облаке брызг, то пристают к куда менее легкомысленным синим китам, то устраивают групповую охоту на сельдь в компании сотен морских львов и тысяч птиц, то загорают на боку, помахивая в воздухе длинными, как крылья, грудными плавниками, то распевают бесконечные песни, забавляясь с эхом от стен каньона. К тому же они ужасно любопытные, особенно китята, и нередко подплывают вплотную к кораблю - рассмотреть публику, высунувшись из воды, или почесаться о киль, или обдать остро пахнущим рыбой фонтаном визжащих пассажиров.
Благодаря глубокому каньону нам иногда удавалось увидеть всяких обитателей открытого моря, которые редко подходят ближе сотни километров к берегу - чем-то похожих на боевые корабли асфальтово-серых кашалотов, совершенно не изученных клюворылых китов и стремительных черных финвалов. А если киты не попадались (что бывало редко), вокруг всегда было множество более мелкой живности - морские слоны, гигантские и голубые акулы, флегматичные луна-рыбы, огромные кожистые черепахи, и, конечно, птицы. Обилие корма привлекает их в эти воды из самых удаленных уголков Тихого Океана. Осенью вдоль берега тянется непрерывная лента из миллионов серых буревестников - они гнездятся в Австралии, а июль проводят в Беринговом море. Весной над волнами скользят на длинных, узких крыльях альбатросы с Гавайских островов. Зимой прилетают чайки с Аляски, летом - качурки из Мексики. Каждый месяц появляется что-нибудь новое: полярные крачки с Чукотки, плавунчики из Сибири, поморники из Антарктики, чистики с птичьих базаров Канады... не соскучишься.
Помимо поиска китов и общения с пассажирами, в мои обязанности входило фотографировать встречавшихся нам китов - спины синих и хвосты горбачей. Рисунок пятен на этих местах у каждого кита индивидуален, как отпечатки пальцев. Местные ученые создали картотеку фотографий и наблюдают за некоторыми китами уже много лет.
Выходя в море, никогда не знаешь, что принесет день: встречу с очередной редкостью, или общение с особо дружелюбным горбачом, или шанс увидеть что-нибудь интересное из жизни морских обитателей - рождение китенка, например, или морского котика, играющего с гигантской медузой. А бывают особые дни. Морские львы на пирсе выглядят робкими и напуганными, дельфины тихонько шныряют вокруг без единого всплеска, от китов не дождешься ни прыжков, ни песен. Это значит, что где-то поблизости стая кочевых косаток.
Рисунок пятен на спине у косаток тоже индивидуален, так что их в последние годы много изучали. Они живут семейными группами, как первобытные охотники, причем каждое племя говорит на собственном диалекте, мигрирует по собственным маршрутам и охотится на определенную дичь. В Монтерейском заливе встречаются косатки жилые, кочевые и океанические. Жилые питаются лососем, сельдью, треской и другой прибрежной рыбой. Иногда они отправляются в экскурсии далеко на север или на юг (у нас появлялись стаи из Мексики и из-под Сиэтла), но обычно держатся на небольшом участке побережья. Океанические обитают в открытом море, у берега появляются редко, и про них мало что известно, кроме того, что питаются они тоже рыбой - тунцами, мелкими акулами и так далее.
Самые интересные - кочевые косатки. Они патрулируют весь западный берег Северной Америки, от Аляски до тропиков, выслеживая тюленей, морских львов, китов и дельфинов. Это безжалостные убийцы, которых можно издали узнать по более острым, чем у других косаток, спинным плавникам и по манере передвижения. В отличие от косаток, питающихся рыбой, они редко прыгают и шумят. Стремительные бесшумные черно-белые торпеды, они мчатся плечом к плечу по волнам, лишь изредка обмениваясь звуковыми сигналами, несколько напоминающими свист радиопомех. Все морские млекопитающие отлично различают семьи косаток по голосам. Они не боятся жилых косаток, порой даже вместе с ними ловят рыбу, но мгновенно становятся тихими и осторожными, когда заслышат разбойничий свист кочевых.
Если нам удавалось встретить в море стаю косаток, мы старались следовать за ними как можно дольше. Все-таки это самые красивые и, наверное, самые умные из морских обитателей. Особенно интересно наблюдать за кочевыми - словно волки, они то и дело принимаются преследовать стадо китов или косяк дельфинов, проверяя, нет ли больных. Увидеть, как они убивают добычу, мне пришлось только один раз - может, и к лучшему, потому что зрелище не из приятных. Им требуется несколько часов, чтобы прикончить кита. Особенно страдают от косаток серые киты - хищники подстерегают их в заливе во время весенней миграции и охотятся на китят. Морских слонов и дельфинов косатки разрывают на куски очень быстро (разве что решат поиграть с полуживой жертвой, как кошка с мышью), но пятно крови при этом расплывается по поверхности моря на десятки метров.
Слегка обалдевшие от холодного ветра, качки и азарта поиска, мы приходили в порт. Нас встречали полуручные тюлени и чайки, привыкшие получать рыбьи потроха с возвращающихся рыбацких лодок. Выгрузив на пирс тех пассажиров, которые уже не могли стоять на ногах, я выпивал чашечку кофе из термоса и тащился домой. Иногда, впрочем, клиенты долго не отпускали меня: японцам надо было сфотографироваться вместе, европейцам - записать под диктовку научные названия китов, мексиканцам - поцеловаться на носу корабля как герои "Титаника", а американцам - получить ответы на вопросы вроде "кто сильнее, белая акула или косатка?" и "сколько лошадиных сил в вашем движке?"
Раз в год, в сентябре, наша фирма устраивала специальную экспедицию для особо крутых любителей морской зоологии. Мы выходили из гавани на закате и шли на запад всю ночь, глядя, как играют дельфины в ярко светящейся воде у носа корабля. Рассвет заставал нас в сотне миль от берега, над вершиной подводной горы, которая поднимается с четырехкилометровой глубины и всего несколько сотен метров не достает до поверхности. Там, за пределами зоны влияния идущего вдоль берега холодного течения, мы проводили замечательно интересный день в поисках редких гостей издалека, почти никогда не приближающихся к континенту: ремнезубых китов, сельдяных королей, птиц-тайфунников с маленьких островков у берегов Чили и Новой Зеландии. Один раз, правда, наши пассажиры легли спать вечером в предвкушении завтрашней "охоты", а утром обнаружили, что лодка снова стоит в порту: в полночь нам с Ричардом пришлось повернуть обратно из-за шторма.
Так я побывал в море около сотни раз, и видел практически всех обитателей залива и окрестностей, кроме нескольких тропических дельфинов и птиц, появляющихся в годы Эль-Ниньо, когда теплее вода. Только большую белую акулу мне ни разу не пришлось увидеть. Они приходят в калифорнийские воды поздней осенью, чтобы поохотиться на морских слонов близ островных лежбищ. Единственное место, где их можно встретить более или менее регулярно с октября по декабрь - Фараллонские острова, кучка необитаемых скал чуть севернее Сан-Франциско. Летом на островах гнездятся миллионы морских птиц, а зимой на пляжи выползают тысячи морских слонов, львов, котиков и сивучей. Там-то и собираются белые акулы, два-три десятка могучих серебристо-серых хищников. Никто не знает, где они проводят остальную часть года - возможно, в водах Тасмании и Южной Африки. Про них вообще очень мало что известно.
Острова - заповедник, высаживаться на них нельзя, но можно подплыть на лодке. Как-нибудь осенью я все-таки надеюсь посмотреть на белых акул. Если получится, расскажу.
Мы
больше не охотимся на мамонта с
копьем,
И
хищники зубастые нам больше не
страшны.
В
уюте-безопасности мы спим, едим и
пьем,
Нас
берегут полиция и армия страны.
И
лишь когда дрейфуешь в океане
штормовом,
Иль
гонишься за смерчами по выжженой степи,
Иль
на вулкан взбираешься под огненным
дождем,
Иль
тигра видишь в джунглях, а не в клетке на цепи,
То
разом просыпаешься от сонной
пустоты,
И
краски проступают сквозь культуры серый
дым,
И
словно в первый раз, мир полный риска видишь
ты,
И
снова на мгновение становишься живым.