9. Рулевой
Он любил эту большую рыбу, и ветер, и море. Он вдруг
подумал, что
ни одну из женщин, которые были у него в жизни, не любил так, как море.
Эрнест Хэмингуэй. Старик и море
Огни Эйлата и Акабы давно исчезли за кормой. В кромешной тьме парусник шел к югу ровно, словно по озеру. Гористые берега, сжимавшие узкий залив, отличались от неба только отсутствием звезд. Редко-редко показывался огонек или фары автомобиля. Я сидел в кресле, просунув носок кроссовки между спицами штурвала, и всматривася в ночь, чтобы ненароком не налететь на кого-нибудь. Израильские суда в этих водах ходят с погашенными огнями. Как сказал Володя, узнав о нашем отплытии: "Будь осторожен. Ты привык видеть залив каждый день, и думаешь, что он наш. Но это не mare nostrum".
Шестеро пассажиров только что разошлись по каютам. Аня сидела рядом со мной, разглядывая навигационное оборудование. Мы несколько робели при мысли о том, что нас ждет через час, когда кончится моя вахта. Как-то уж очень быстро все получилось. Я пытался угадать, насколько далеко успели зайти их отношения с Левой, а Анечка, я подозреваю, думала, зачем вообще ей все это нужно. Даже распитая бутылочка муската "Самария" не помогла нам расслабиться. Мы пытались поддерживать разговор, но он не клеился.
Вдруг впереди на чернильной поверхности моря появилась едва заметная белая полоса. Я вскочил, вцепился в штурвал и послал Томми, нашего матроса, убрать часть парусов. Потом поднял переднее стекло рубки и, отключив музыку, высунулся в окно, чтобы получше рассмотреть странную полосу и услышать плеск волн о рифы, если это они. Вообще-то на фарватере залива везде глубоко, но в темноте легко можно отклониться к одному из берегов.
Мне никак не удавалось понять, что это за белое пятно на воде. На всякий случай я отвернул немного влево и крикнул Тому, чтобы он оставил только нижние топсели (не уверен, что правильно перевожу на русский английские названия парусов).
Бриг почти остановился, но сила инерции была велика, и мы все же вошли в светлую зону, на самый краюшек. Капитан, встревоженный изменением курса, вылез на палубу и тоже уставился на воду. Тут оно и началось.
Совершенно внезапно, словно газ от искры, море взорвалось. Ослепительный белый свет ударил во все стороны от носа корабля, стремительной волной разбежался на три стороны, и не меньше мили морской поверхности превратилось в горящий магний. К этому часу над морем успел образоваться почти незаметный туман, и теперь, когда его осветило таинственным огнем, наша яхта как будто очутилась в центре мерцающего купола. Отстветы бушующего сияния играли в небе, а на борту было совершенно светло.
Том с перепугу убрал все оставшиеся паруса, кроме фок-топселя, так что яхта легла в дрейф прямо среди огненного озера. Я подбежал к борту и сразу понял, в чем дело. Это были пиросомы - похожие на огурец колонии мелких морских созданий, довольно слабо изученных. Каждое движение судна или удар волны о борт заставляло одну-двух пиросом испустить необыкновенно яркую вспышку света. Тысячи их соседок, плававших рядом, подхватывали инициативу, и по всему скоплению "огурцов", растянувшемуся на милю или две, расходился горящий круг.
Это восхитительное чудо природы наконец вывело нас с Аней из задумчивости. Девочка повеселела и уже без грусти смотрела на снова окружившую нас темноту. Вскоре справа показались огоньки городка Нувейба, и моя вахта закончилась. Кэп встал к штурвалу, а мы пошли в каюту.
Жара давно спала. Тихая музыка из рубки мягко струилась в иллюминатор вместе с легким ветерком. Мы погасили свет, оставив только маленькую лампочку над дверью, и стали целоваться. Вдруг Анечка отстранилась и сказала:
- Нет. Не думай, что это так просто.
Я и не думал, что это будет просто. Анка вряд ли стала бы ломаться потому, что так учила мама или чтобы я про нее плохо не подумал. Но дух противоречия не позволял ей согласиться с ролью легкой добычи.
К счастью, торопиться было некуда. Я сделал вид, что согласился с ней, но продолжал легонько целовать в губы, ушки, шею, словно и думать не смел о чем-то большем. Наверное, не меньше получаса я гладил ее только по затылку и лопаткам, и лишь потом осмелился робко дотронуться до талии и животика.
Такая тактика почти никогда не подводит. Ане нравилось то, что я делал, а скрывать это быстро надоело. К тому же ей стало скучно и было ужасно интересно, что я собирался предпринять дальше. Поэтому она лишь возмущенно хмыкнула, когда я, в сотый раз целуя ее в животик, словно случайно развязал заветный узелок на рубашке.
Теперь ее грудь была полностью на захваченной территории. Каждому из маленьких нежных сосков я уделил столько ласк, сколько многие женщины не получают за всю жизнь. Но главный бой был впереди. Снять с человека джинсы можно только в том случае, если он сам этого захочет. И Анечка не могла не понимать, что после этого отбиваться будет уже просто смешно.
Я взял ее на руки, долго целовал, держа на весу, а потом посадил на койку и встал между ее коленями. Продолжая щекотать языком и губами соски, стал мягко массировать ладонями ножки девочки от коленей до джинсового ремня. И тут на ее штанишках проступило влажное пятнышко.
Словно случайно, я коснулся его кончиками пальцев и посмотрел Ане в глаза. Она восхитительно покраснела и машинально попыталась сдвинуть ноги, но между ними-то стоял я! Прежде, чем она успела оправиться от смущения, я расстегнул ей брючный ремень и ширинку.
Бедняжка попалась в ловушку. Она порывисто встала, чтобы вырваться из затягивавшего ее омута, а я только того и ждал - резким движением спустил ей джинсы и, словно сам того не желая, мягко усадил на место. Не давая ей опомниться, я шагнул вперед и оказался в круге, образованном ее ножками и брюками. На миг она испугалась - видимо, начиналась область, до которой Леве не удавалось добраться ни разу. Но ничего страшного не случилось, а вот приятного - сколько угодно.
Теперь дело пошло на лад. Упрямая девчонка все еще сдерживалась, но от каждого моего прикосновения к совсем пропитавшимся смазкой трусикам ее веки чуть опускались, спинка напрягалась, и маленькие груди радостно приподнимались на миг, словно кивая в знак одобрения. Дальше притворяться было бессмысленно, она знала, что я вижу ее состояние, и от того еще больше заводилась. Как только она первый раз кончила, я стянул с ее узкой ступни одну штанину, а вторая пала без боя.
Наконец-то я мог провести рукой по самым стройным ножкам Эйлата от пальчиков до шелковой кожи по бокам лобка! Наверное, девушка думала, что трусики задержат меня на какое-то время, но их я просто аккуратно разорвал.
- Я целочка, - сдавленно прошептала Аня, и тут же снова кончила.
- Не бойся, ничего страшного, - ответил я голосом, похожим на сгущенку с шоколадом. Такого поворота событий можно было ожидать, но особой радости в тот момент мне это не доставило. Я уже готов был ворваться в ворота последней цитадели захваченной крепости, а теперь оказалось, что впереди еще одно препятствие: надо было раздеться самому и не напугать мою бедную маленькую девочку.
Выждав для приличия полминутки, я скинул футболку и кроссовки. Потом мягко, как кладут оконное стекло, опрокинул Анку на спину и стал целовать гладкую-гладкую кожу на внутренней стороне бедер. Теперь она смотрела в потолок и, думая что я не вижу ее лица, закрыла глаза и расслабилась. Проклятые джинсы долго не снимались - секунды полторы, не меньше, но вот они на полу, и плавки тоже.
Несколько мучительно долгих минут я ласкал самыми кончиками пальцев ее губки и, в соответствии с Бениным наказом, клитор (мне больше нравится древнерусское название "вишенка"). Анечка, кажется, окончательно расслабилась и начала певуче выводить тихие "о-о-о" своим чудесным серебряным голоском.
Чем громче она стонала, тем уверенней чувствовали себя мои пальцы, и она, наверное, даже не заметила момента, когда к ним присоединился сам Вождь Краснокожих. Он сделал несколько разведочных вылазок, исследуя возникшие трудности, а потом уверенно, почти без нажима, избавил бедную девочку от причины всех ее страхов.
Аня встрепенулась было, но я ласково, чтобы она, чего доброго, не подумала, что ее пытаются удержать силой, обнял ладонями ее плечи, и короткий вскрик тут же оборвался, потому что мой хвостик плавно устремился вперед по ее теплой влажной норке. Они так истосковались друг по другу, что радость их встречи мгновенно смыла даже память о промелькнувшей боли.
Дав ей почувствовать всю прелесть нового ощущения, я дождался затишья между двумя волнами сладких оканий, на миг вынул хвостик и одел на него резинку. Анечка ничего не заметила, и хорошо - с сим замечательным достижением цивилизации ей предстояло познакомиться чуть позже.
Как это здорово - наблюдать за человеком, открывающим для себя сказочный мир любви! Водить его по улицам и дворцам этого заколдованного царства, показывать звезду за звездой в уютном космосе на двоих, как будто сам создаешь заново его планеты и галактики... Вместе с Анечкой я словно впервые прикасался к любимым уголкам бесконечного мира, распахнувшегося перед нами, вместе с ней восторженно принимал все новые сокровища драгоценных россыпей. До тех пор мне пару раз приходилось открывать девушкам заветную калитку, но это были случайные знакомства, у меня не оказывалось времени проводить их в глубь прятавшейся за отпертой мною дверью волшебной страны. Теперь я вел любимую за руку, а тропинка убегала все дальше, и не было конца чудесам.
Кэп деликатно постучал в дверь каюты перед обедом. Через полчаса мне пора было на вахту. Оставив только стаксели, мы осторожно лавировали, чтобы зайти в ветровую тень рифов, не уходя с глубоководья. Существа, интересовавшие нас, не любят отмелей, они - хозяева открытого моря.
Слева лежал плоский остров Тиран, справа виднелись в знойном мареве желтые холмы Синая. Положив яхту в дрейф, я быстренько окунулся и затем долго стоял на борту с автоматом "Галиль" наперевес, пока остальные плескались в теплой воде. Акулы не появились, мы отошли подальше от острова и медленно поплыли по ветру на одном фок-стакселе, выходя из залива Акаба в Красное море.
Сначала мы долго высматривали стаи птиц. Заметив десяток бурых олуш, раз за разом пикировавших в воду, поспешили туда и наловили летучих рыб, которых тут же пустили на наживку и успели перехватить несколько хищников, преследовавших косяк: полосатых скумбрий, синих макрелей и маленького желтоперого тунца.
Все они в свою очередь пошли на наживку, теперь уже для основной нашей "дичи". Матросы установили на палубе специальные шезлонги с привязными ремнями, блоки для лески и поворотные устройства для удочек весом в десять кило. Наживку бросили за борт на двухсотметровых лесках, по одному крючку на каждого, находившегося на борту, кроме Ани, которая благополучно проспала от обеда до ужина.
Теперь оставалось только ждать, в крайнем случае подплывать поближе к стаям птиц. В первый день мы вообще ничего не поймали. На закате лески пришлось смотать, потому что мимо проходил косяк дельфинов-афалин. Они окружили яхту, но мы шли слишком медленно, покататься на нашей носовой или кормовой волне было нельзя, и дельфины ушли. Вскоре тучи крачек, бурых чаек и рифовых цапель потянулись к гнездовьям на Тиране (кроме птиц, на всем большом острове живет только семья бедуинов и полсотни коз). Едва дождавшись конца вахты, я наскоро окунулся и потащил Анку в каюту.
В эту ночь она распробовала новый спорт по-настоящему. Девочке приходилось учится множеству замечательных вещей. Не стесняясь, говорить мне, чего бы ей хотелось, без запинки называя вещи своими именами и чуть-чуть возбуждаясь от собственного бесстыдства. Получать удовольствие от того, как видит и чувствует ее тело другой человек (поначалу Анка оказалась довольно эгоистичной в сексе, а от этого много теряешь). Ласкать пальцем вишенку, если я до нее не дотягиваюсь. С радостной готовностью подставлять для ласки любое место, не сдерживать блаженные стоны и крики (боюсь, на борту мало кому удавалось выспаться), не бояться играть моим хвостиком, и многому-многому другому...
На второй день мы повстречали косяк синих тунцов и наловили по две-три рыбины каждый, так что жить стало повеселее, тем более, что это редкая вкуснятина. Стремительные двухметровые тунцы - по сути дела, теплокровные рыбы, и их мясо больше похоже на куриное, чем на рыбье. Третий и четвертый дни принесли нам по нескольку мелких желтоперых тунцов, по красивому закату и встречу с семейкой китов-финвалов, пускавших фонтаны прямо под бортом неподвижного судна (мы даже немного поплавали с ними, быстренько надев маски). Анечка бегала по яхте в купальнике, собирая восхищенные взгляды, как линза лучи, а потом вообще осталась в одних плавках, чтобы ровнее загореть.
Мы уже зашли далеко в тропики, и море было таким теплым, что по ночам, не боясь акул, мы с ней трахались прямо в волнах, привязав к запястьям страховочные лини. Один раз во время такого купания в светящейся воде нас неожиданно окружил косяк маленьких дельфинов-стенелл, стремительно проносившихся в прозрачной толще, словно метеоры. Их следы еще долго мерцали зелеными искорками.
Пятый день оказался удачным: двое туристов поймали по небольшой меч-рыбе, а кок подцепил здоровенного черного марлина. В течение трех часов рыбка размером с одноместную байдарку раз за разом "выстреливала" в воздух, пока одним из прыжков не сорвалась с крючка.
В это время мы уже шли обратно на север, развернувшись недалеко от Хургады. Волны в этих местах покрыты маленькими синими медузками-порпитами, а за кораблем следуют стаи буревестников. Вся остальная жизнь проходит под водой.
На шестой день, снова в виду Тирана, я едва не поймал парусника. Они не так велики, как марлины и меч-рыбы, хотя мой экземпляр был очень крупным - метра три, не меньше. Зато красивее парусника в открытом море, пожалуй, рыб нет. Подобно марлинам, он обтекаемой формы с коротким копьем на носу, синий с черными поперечными полосками, но на спине у него высоченный плавник с глазчатым рисунком наподобие павлиньего хвоста.
Пять с половиной часов я вываживал мою добычу, сбив, как положено, пальцы о рукоятку катушки. Время от времени рыба выпрыгивала из воды, расправив "парус", и в туче брызг с грохотом падала обратно. Наконец я подтащил уставшего противника к самому борту. Теперь надо было треснуть его по голове специальным деревянным молотком, подцепить лебедкой, поднять на борт... Через несколько минут его краски померкнут, и он станет просто серым, как стальная торпеда.
Тут на корме послышались вопли "попался, попался" и все кинулись туда. Я отстегнул ремни, лег на борт и ухватил рыбину за основание грудного плавника. Крючок торчал из-под челюстной кости.
- Угадай, что я сейчас сделаю? - обернулся я к Ане. - Только никому не говори! - и я аккуратно вынул крючок.
- Ну как? - вернулся ко мне капитан.
- Сорвался.
- Жаль. А там ребята акулу поймали.
Акула никому не была нужна, но ее все же вытащили на борт, чтобы сфотографироваться рядом, а потом кинули обратно в море.
Вечером мимо яхты с издевательским помахиванием хвоста проплыл гигантский синий марлин - метров пять, наверное, - но наживки он величественно проигнорировал. Мы бросили якорь на безымянной отмели под защитой острова, чтобы утром еще поохотиться на удачном месте.
Среди туристов была маленькая, рыженькая, ужасно азартная американочка по имени то ли Джейн, то ли Джил - уже не помню. Она буквально сгорала от желания поймать что-нибудь, но ей упорно не везло. И вот, когда мы уже сматывали лески, на ее крючок попалась шикарная меч-рыба.
Джейн начала лихорадочно крутить катушку, а мы с ужасом смотрели на ее маленькие тонкие ручки, зная, во что они превратятся к вечеру. Самое обидное, что такого размера рыбу вытащить ей все равно не удастся, а кодекс глубоководной рыбалки запрещает кому-либо еще прикасаться к удилищу.
Но рыба, вместо того, чтобы часами бороться за метры лески, развернулась и пошла в лобовую атаку на яхту. Мы думали, что она протаранит борт - такие случаи нередки, но она прошла под килем и выпрыгнула с другой стороны. На мгновение сверкающая туша застыла в воздухе - огромный хвост полумесяцем, серповидные плавники, темно-синие бока. Нам даже показалось, что мы встретились взглядом с ее глазищами-блюдцами. Леска натянулась, поскольку проходила под килем брига, а рыба завалилась набок и ударом полутораметрового меча обрубила ее.
Джил чуть не прыгнула за борт от досады, а я мысленно поздравил рыбку и, довольный, ушел в каюту - учить Анку "верховой езде".
Теперь мы надеялись, что за следующий день наловим полный трюм рыбы, но не видели даже тунцов. Я понырял немного, но риф оказался малоинтересным. После обеда мы пошли обратно в залив. С севера дул довольно резкий ветер, так что паруса мы убрали и шли на моторе.
Кэп, стоявший у штурвала, вдруг закричал:
- Вижу фонтан!
Я вскочил с палубы, на которой мы загорали (к тому времени народ даже от плавок успел окончательно отказаться), и увидел впереди наклонную струйку пара. Не успели мы оглянуться, как оказались в стаде кашалотов.
Почему-то залезть в море рискнул, кроме меня, только Рикардо - кубинец-миллионер из Майами. Сквозь стекло масок мы увидели фантастическую картину. Покрытые шрамами туши китов висели в прозрачной воде, словно странные темно-бурые аэростаты. Некоторое время они медленно парили под серебряным сводом, а потом, как колоссальные капли ртути, разом пошли вертикально вниз.
Глубина в этом месте около километра. Больше часа мы стояли на месте, дожидаясь, пока киты вынырнут. Мы надеялись увидеть гигантских кальмаров, которых они иногда притаскивают с глубины, оглушив или убив ультразвуковым лучом. Наконец они вернулись и долго отдувались на поверхности, но, видимо, их добыча была мелкой и они слопали ее прямо внизу.
В Эйлат пришли на рассвете. После долгого плавания вдоль пустынных берегов город выглядел совершенно сказочным. Арава, продолжение залива, уходила дальше на север, словно сухое русло фантастической реки.
Наверное, подумал я, Хэмингуэю бы здесь понравилось. Множество уютных кабачков, нескучная публика, а рядом - море с отличной рыбалкой. Я даже догадываюсь, что бы он сказал о городе. Эйлат, сказал бы Эрнесто, это праздник, который всегда с тобой.
- Хорошая получилась рыбалка, - подвел итог кэп.
- Что хорошего, ничего не поймали, - заныла Джейн.
- С первого раза никто не ловит. Приезжайте еще раз.
- А будет еще рейс? - быстро спросил я.
- Да, но только в мае. Можешь пока пожить на яхте.
Анка забежала домой, чтобы переодеться - она еще успевала в школу. Я старался пореже к ним заходить, потому что Роки затаил на нас с Беней злобу с тех пор, как мы его лечили, а от бультерьеров можно ожидать любой подлянки. Проводив мою девочку (неужели правда мою?), я позвонил Бене.
- Заезжай на денек, - сказал он, - потом будешь работу искать.
Я взял велосипед и покатил в Хай-Бар. На горном велосипеде ехать против ветра нетрудно. Погода была на удивление пасмурная - такой я еще в Эйлате не видел. На придорожной свалке сидело не меньше сотни орлов - степных, могильников, беркутов. Завидев меня, они разом взлетели и живым смерчем закружились над саванной, быстро дрейфуя по ветру.
До Хай-Бара оставалось километров семь, когда на севере появилась черная стена, прошитая молниями. Я свернул в долину Тимны и отчаянно помчался к будке сторожа на въезде в национальный парк.
Тимна - одно из самых интересных мест в Негеве. Здесь находятся медные рудники, разрабатывавшиеся еще египтянами эпохи Древнего Царства. На причудливых скалах в виде грибов, арок и шаров то и дело замечаешь иероглифы и наскальные рисунки. Благодаря солям меди в Тимне попадаются горы таких цветов, каких даже в щедром на краски Негеве больше не увидишь - ярко-синие, небесно-голубые, ультрамариновые. На дальнем конце долины есть озерцо с африканскими рыбками, икру которых заносят перелетные птицы. В самой же долине днем не увидишь ничего живого, только туристов и плоских богомолов, копирующих внешний вид и манеру движения тарантулов.
Сейчас, однако, мне было не до того. Едва я укрылся под козырьком будки, как на пустыню обрушился роскошный ливень. Он свирепствовал необыкновенно долго - почти час, и в результате мне выпало зрелище, какое в Негеве увидишь раз в несколько лет: по руслам-вади бежала вода! На оставшемся до Хай-Бара кусочке шоссе мне дважды пришлось переезжать мутные потоки, катившиеся через дорогу.
Беня встретил меня с бутылкой шампанского.
- Ну, тебя можно поздравить! Есть и еще повод. Во-первых, в этом году настоящий сезон дождей, во-вторых, у рюппелей родились лисята.
Он имел в виду песчаных лисичек, они же лисы Рюппеля.
- В прошлом году они родились в марте, когда пролет коршунов, и их всех перетаскали прямо из вольеры - мы их почти и не видели. А сейчас только конец января.
- Пойдем посмотрим?
- Они из норы ночью выходят, и то редко.
Вдруг зазвонил телефон. Натан, Бенин приятель из заповедника Эйн-Геди, ехал на джипе в Эйлат, но был застигнут дождем. Воды израильские шофера боятся - нередко можно увидеть километровую пробку перед лужей, которую у нас бы никто и не заметил.
- Он спрашивает, - сказал Беня, - можно ли ему заночевать у меня на вилле, если он не прорвется в Эйлат?
- Я только что на велосипеде проехал!
- Да пусть заезжает, хороший парень.
Но Натан так и не приехал - вернулся обратно с полдороги.
- Знаешь, - грустно сказал Беня, - вот я три года здесь живу, а все равно в голове не укладывается. Неужели это те самые израильтяне, которые так лихо воевали? Если б у них хоть еврейские мозги были! Про науку я вообще молчу. У нас тут ушастые грифы не хотят размножаться - народу много у клетки шляется. Так им Ивтах с Тони Рингом пытались помочь гнездо строить!
- От Тони я такого не ожидал, - сказал я, прийдя в себя после услышанного (это все равно, что плоскогубцами помогать бабочке выйти из куколки).
- Тони? Он, когда работал ветеринаром, был в клинике ответственным за усыпление старых и безнадежных.
- Ну и что?
- А то, что у него половина собак потом оживала. Я, когда в Тбилиси жил, сам только у ветеринаров лечился и родственников водил. У хорошего ветеринара кругозор шире, чем у любого врача. А здесь им и животное не доверишь. Впрочем, и врачи... А ведь еврейское государство!
Тогда я думал, что он преувеличивает, но позже, когда лучше узнал Израиль, понял, что Беня, к сожалению, прав. Это не совсем еврейская страна. Но о грустном позже.
Ночью мы подкрались к лисьему вольеру с фонариком и успели заметить рядом с двумя парами зеленых огоньков несколько крошечных искорок - глазенки лисят. Пришлось в темноте гнать на джипе в Йотвату за второй бутылкой.
Весь следующий день то и дело шел дождь. Я слонялся по территории, помогал Бене и Давиду, написал письма родственникам и знакомым, а прежде всего, конечно, Ирочке, по которой ужасно соскучился. Вечером Беня подбросил меня на джипе в город, и первым, кого я встретитил, был Джин-Тоник.
- Где ты пропадаешь! - радостно закричал он. - Пошли скорее!
- Куда?
- Я нашел тебе классную работу! С жильем!
Я кинул письма и открытки в ящик, вздохнул и пошел за ним.
Открытка
Вот скоро станут дни длиннее,
Растопит солнце грязный снег,
И я пробраться к вам сумею
Через разлив весенних рек.
Друзьям оставлю джип и виллу,
И ночи жаркие, увы,
И двинусь из пустыни милой
К холодной слякоти Москвы.
Прощусь с Израилем сердечно,
Но там, на севере, зато
Дерябну кое-с-кем, конечно,
А кое-с-кем и кое-что.